Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]

Суетин передал в Шадринск, чтобы сообщника Сырбы арестовали, послав телеграфное уведомление об имеющейся на это санкции. Вместе с тем попросил склонить сестру и мать написать Сырбе письмо и убедить его признаться следствию во всем, а главное назвать адрес свердловского знакомого.

В тот же день, вызвав Сырбу на очередной допрос, Суетин объявил ему, что подозревает его еще в одном: в причастности к убийству.

Сырба в ответ усмехнулся и только покрутил головой, настолько он был удивлен сообщением следователя.

Следовательская практика знает много сильных психологических средств воздействия на преступников.

Суетин не располагал фактами, достаточными, чтобы обвинить Сырбу в убийстве. Больше того, он мог допустить, что Сырба действительно никого не убивал. Но в этом необходимо было убедиться.

Поэтому, ожидая письмо, Суетин заставил Сырбу участвовать в одном «спектакле».

По первой пороше милицейская машина с Моисеенко, Суетиным и Сырбой выехала из Верхней Пышмы. Через полчаса она была в Соколовке. Следователи вышли из машины, вывели Сырбу, молча перекурили возле клуба, а потом поехали обратно, как будто только за этим и приезжали сюда.

Сырба обреченно молчал.

На пустыре, возле места убийства, остановились снова.

Опять закурили.

Суетин видел, как впервые за эти дни Сырба вздохнул облегченно, словно вернулся в свое родное раздолье, такое же чистое и беспредельное, как здесь, И уже не равнодушие, а какое-то тихое раскаяние засветилось в его выпуклых глазах. Впервые он вздохнул по-человечески, по-грешному.

— Скажи, Сырба, тебе знакомо это место? — спросил его Суетин спокойно и дружелюбно.

— Проезжал, начальник, проезжал… — сознался тот.

— Не останавливался здесь?

— А зачем? — спросил он Суетина. — Я домой торопился.

Суетин видел, как нервно меряет шагами поляну Моисеенко.

— Послушай, Сырба… Ты можешь понять, что здесь сфотографировано? Место на фотографии узнаешь? Или человека?

И он подал Сырбе копии фотографий останков убитого.

Сырба долго смотрел на фотографии. Не испуг, не отчаяние увидел в его взгляде Суетин, а какое-то удивление. Наконец Сырба спросил тихо, почти с детским доверием:

— Это чего такое, начальник?..

Суетин взял у него фотографии и сказал всем:

— Поехали!

…Сырба, наконец, заговорил. Через день его хромой знакомый сидел в Верхнепышминском отделе милиции. Ему тоже предстояло отправиться в Шадринск, по месту общего преступления — кражи зерна.

Уезжал и Сырба.

Уезжал он светлый и радостный. В эти минуты, пожалуй, впервые он и Суетин испытывали одинаковое чувство облегчения.

— Ты извини меня, Сырба, за тяжкое подозрение, — сказал ему на прощание Суетин. — Я рад, что ты оказался не причастен к этому делу. Извиняюсь от души. — И улыбнулся ему: — А за краденое зерно — не извиняюсь. За него ты получишь сколько полагается. Но это другое…

Но если Сырбе его судьба, хоть и незавидная, была ясна, следователь оказывался в затруднении большем.

— Что дальше-то, Дмитрий Николаевич? — спросил невесело Моисеенко.

— Знаешь, Анатолий… схожу-ка я сегодня в баню. Попарюсь. А потом куплю эту… самую… И посижу хоть один день дома как полагается.

Дмитрий Николаевич отдыхал.

Редкий случай: сидел с семьей и смотрел телевизор. «Клуб кинопутешествий» смотрел. Показывали Исландию. Страна и природа — так себе, но удобная. Когда решили учредить конституцию, все до единого соображающего жителя собрались вокруг горячих природных фонтанов посреди снега — и учредили. Закон приняли: за рыбалку без разрешения — штраф, а хочешь, так бери лицензию за деньги, как у нас на лося. Какие там могут быть заботы, скажем, у полиции? Все друг друга знают, от приезжих двумя океанами отгорожены. А вот попробовали бы в Верхней Пышме поработать!

Хотел отдохнуть вечер. Не получалось.

Вот сидит у телевизора, смотрит передачу о чужой далекой стране, а свои мысли не дают покоя.

Где же все-таки запрятаны концы этого загадочного убийства? И сколько еще пройдет времени, пока он проникнет в тайну преступления, скрытого годами, и найдет убийцу?

А почему обязательно найдет?..

Смотрел он фильм «Девять дней одного года». И понял, что следователи — как физики.

Сто раз ошибся, а не считай, что скатился вниз: думай поднялся выше, потому что по-старому дальше не пойдешь, придумывать что-то новое требуется. Так и у следователя: десять тропок по ложному следу пробежал за преступником, а на одиннадцатой все равно догнать должен. Потому что нельзя, невозможно допустить, чтобы преступник ушел от возмездия.

«Найдем, все равно найдем!» — пригрозил неизвестному преступнику Дмитрий Николаевич.

И подосадовал: хоть бы одно преступление попалось без многочисленных проверок, без бесконечной черновой работы. Как у Шерлока Холмса: посидел в кресле, подумал, почитал газетки разные с объявлениями, понюхал платок наодеколоненный и — раскрыл! Так нет ведь! Обязательно требуется нервы измотать! Взять хоть бы наше дело… Ясно, что Сырба Мельника не убивал. Но убит-то ведь Мельник, черт бы его побрал! С двадцать пятого года рождения, как обозначено в документе. Оказывается, «не хромал». А который хромал? Отец? Где он? Ерунда получается, честное слово, с этой молдавской родней… Ведь подумать только: восемь лет назад уехали в Молдавию, а которого-то из них, да еще в такой неполноценности, можно сказать, находят вон где! В Верхнепышминском районе Свердловской области! И ведь куда забрался-то: на торфяник, на который добрый человек и с… не пойдет.

Кто кого убил, вообще?..

И упрямо твердил про себя: «Все равно найду! И скажу завтра всем, что найду! Пускай меня даже обзовут хвастуном или еще хуже!..»

И пошел на кухню, где стояли остатки этой… самой…

Утром в кабинете Моисеенко Дмитрий Николаевич увидел старого знакомого.

— С приехалом, Василий Тихонович! Рад видеть. Забеспокоились?

Старший уполномоченный уголовного розыска области Василий Тихонович Саломахин поднялся навстречу, крепко подержал суетинскую руку и улыбнулся сдержанно.

— Вот, приехал, — сказал только.

— Что там про нас думают?

Дмитрий Николаевич сделал жест, который означает «верхи». В ответ Саломахин шевельнул плечами:

— Ждут.

— Хы!.. — вырвалось у Анатолия Моисеенко. — Мне бы такую заботу…

Василий Тихонович взглянул на него, но ничего не сказал. Не успел сказать.

В кабинет шумно ввалился Румянцев, как всегда потный даже при прохладной погоде, и, конечно, возбужденный. Не ведая о субординации, начал с порога:

— Здравствуй, Дмитрий Николаевич! Разыскал вас, слава богу! Значит, шабашим с Печеркиным-то? Вот остальные документы…

Схватился за пухлую полевую сумку времен войны, которую носил через плечо, и только тут увидел, что Суетин стеснен присутствием приезжего человека.

Саломахин внимательно наблюдал за Румянцевым и, когда тот заметил это, проговорил:

— Пожалуйста, пожалуйста…

— Василий Тихонович, — извинительно объяснил Суетин, — тут у нас еще старые болячки. Хулиганство. Берут вот на поруки…

— Отдаете?

— А что делать? Люди свои. Скандал-то почти семейный…

Саломахин промолчал. И Суетин поторопил Румянцева:

— Выкладывай поскорее свои бумаги. Раз решили, так решили. Извини, разговаривать некогда… Но Печеркину передай: если когда-нибудь дойдет до встречи с нами, пусть пеняет на себя.

И вздохнул облегченно, когда похудевшая румянцевская сумка скрылась за дверью.

В комнате воцарилась тишина. Нарушил ее Саломахин:

— Ну так что?..

Через минуту разговор троих уже вошел в привычную деловую колею. Василий Тихонович с первого дня был в курсе всех дел и в информации не нуждался. Он отличался какой-то особой невозмутимостью и спокойствием. Бывают такие характеры, как река: на дне, может, камни или ямы, а сверху ровно. Таков и Саломахин, всегда занятый какой-то мыслью и всегда немногословный.

— Хорошо, что с драками и зерном этим покончили. Мешаться не будут, — коротко отозвался он о прежних версиях.

— Да, мешки уехали, остался один сапог, — с мрачной образностью констатировал Моисеенко.

— Сапог… — Суетин прошелся по кабинету.

— А я, грешник, — признался Саломахин, — последнее время думаю о том, что сапоги-то уж очень здорово отличаются друг от друга. Тот, который остался при Мельнике, больно уж стар…

— Ясное дело: найденный Золотовым лучше сохранился, — отозвался Моисеенко.

— И все-таки именно по нему видно, насколько стар другой, прямо-таки очень стар… — думал вслух Саломахин. — Кстати, чем доказывают медики хромоту убитого?